Исключение из правил.

Меня занесло на кинк-фест. Случайно, до этого не участвовала. В результате получилось снарри с грязными разговорчиками, которое я буду доделывать, и вот это.

Вот заявка: 1.16 Кто-то/Перси Уизли. Гарпаксофилия (сексуальное желание быть ограбленным). Перси каждый вечер бродит по самым печально известным улицам Лондона, представляя, как его кто-нибудь попытается ограбить, и, наконец, находит того самого. Бонус, если этот «кто-то» будет Грейбек.

А вот фик:
Исключение из правил

Перси всегда жил по правилам, потому что только так можно было выжить в сумасшедшей семье, где ему довелось родиться. В их бестолковом шумном доме постоянно что-то взрывалось, когда Билл экспериментировал с проклятиями, из-под стола хватал всех проходящих за ноги очередной питомец Чарли, а уж когда подросли близнецы… Перси был не таким, как остальные члены семейства Уизли, с самого детства ощущал себя “не таким”, и семейство, в общем-то, с ним соглашалось.

Он четко знал, что хорошо, а что плохо, как надо и как ни в коем случае нельзя, при любом удобном и неудобном делился этим знанием с окружающими, искренне не понимая, почему они не спешат признавать его правоту. Спать надо ложиться вовремя, иначе потом весь день будешь клевать носом. На завтрак положено есть полезную овсянку, а на обед - шпинат и горошек. Полученные от расщедрившейся тетушки Мюриель несколько кнатов нужно положить в копилку, а не растратить тут же на всякую ерунду в Косом переулке. Если хорошо учиться и соблюдать школьные правила - тебя назначат старостой. Если хорошо сдать СОВ и ТРИТОН - тебя возьмут на приличную работу. Потом ты продвинешься по служебной лестнице, тебе повысят зарплату, ты женишься на хорошей девушке, заведешь детей - двоих, не больше! - и жизнь твоя будет прекрасна и удивительна. А главное - она будет правильной, такой, как надо.

В правилах Перси, которые так логично и замечательно все объясняли и по которым так легко и приятно было строить свою жизнь, было только одно исключение. Всего одно. Тайный порок вечного отличника, грязное пятнышко - совсем маленькое, почти незаметное! - на отутюженной мантии старосты. Его тщательно оберегаемый секрет, о котором, разумеется, не знал никто, ни родители, ни далекие старшие, ни надоевшие младшие братья, ни милая Одри - на ней Перси собирался жениться, как только получит обещанное повышение по службе. После того, как они с Одри переспали, хотя Перси вполне был готов и даже предпочел бы подождать до свадьбы, он задумался, соответствует ли правилом скрывать информацию от будущей жены? Но решил, что кое о чем его спутнице жизни лучше все-таки не знать…

Первый раз Перси испытал это, когда ему было шестнадцать - тот стыдный возраст, когда ты ничего не можешь поделать с реакциями организма, ночными фантазиями и мокрым пятном на пижаме по утрам. Они собирались в Косой переулок закупаться к школе, отец не смог пойти с ними, но строго предупредил:

- Говорят, в Косом переулке начались ограбления. Прямо среди бела дня… Никак поймать не могут. Так что держаться всем вместе, от матери не отходить и своих денег не брать, ясно?

Все дружно закивали, близнецы переглянулись, а Перси незаметно вышел из комнаты и отправился к себе: да, неподчинение старшим шло вразрез с его правилами, но ему было просто необходимо купить подарок Пенелопе, причем сделать это так, чтобы не пронюхали вездесущие Фред с Джорджем. Ничего не случится, если он возьмет с собой кошелек с частью накопленного и быстренько забежит в лавку с украшениями, ведь правда? Мама даже не заметит.

Быстро не получилось: в лавке скопилась небольшая толпа, в основном его ровесники, которые тоже, видимо выбирали подарки для подружек. Перси пробрался поближе к витрине - если он купит вот это колечко с синим камешком, ему должно еще хватить на набор перьев и новую книгу по чарам…

- А ну тихо, красавчик, - прошептали прямо в ухо, и в поясницу уперлось что-то острое, колющее даже через мантию. - Пикнешь - порежу, понял? И не оборачивайся.

Перси сглотнул, потом кивнул, чувствуя, как по спине течет липкий пот. Ему стало страшно, очень страшно. И в то же время к страху примешивалось другое чувство, непонятное, странное, неопределенное, но смутно знакомое. Это… Это то, о чем говорил отец? Вот это - оно самое? Его сейчас…

- Не бойся, - в шепоте послышалась усмешка, - не трону, если будешь умницей. В каком кармане деньги, рыжик?

Перси заколебался - если он скажет, этот… человек, который так близко, что дышит ему прямо в шею, заберет деньги, а он их так старательно копил! Это его деньги! И подарок Пенелопе купить не получится. А если он не скажет… Острое надавило чуть сильнее, до боли, давая понять, что будет, если он не скажет.

- В правом, - прошептал он.

- Вот и молодец… Вот и хороший мальчик… Умный мальчик… Стой спокойно, и все будет хорошо.

Прикосновение руки к бедру, легкое, медленное и уверенное, было странно похоже на ласку - и Перси невольно вздрогнул. Только не это, нет, только не сейчас! Непонятное чувство усилилось, Перси сглотнул, дернулся назад, чуть не напоровшись на лезвие. Рука скользнула в карман мантии, оказавшись в опасной близости от того места, которое совершенно возмутительным образом отреагировало на наглые прикосновения. Потом, случайно или намеренно, он не понял, двинулась еще чуть вперед, быстро погладила его пах, и исчезла. Вместе с кошельком, острым лезвием у поясницы и горячим дыханием на шее. Хлопнула дверь, и только тогда Перси заорал во все горло.

Дома мама охала и причитала, вливая в него и в себя успокоительное. Отец хмурился и облегченно вздыхал: “Слава Мерлину, обошлось!”, братья смотрели на него с непривычным уважением, а Перси все вспоминал прикосновение лезвия, колкую щетину, царапающую беззащитную шею, тихий шепот прямо в ухо, осторожное движение руки в кармане. И возбуждение, острое, стыдное, почти болезненное, приправленное страхом и унижением. И внезапное ощущение пустоты, когда все закончилось…

Грабителей все-таки поймали, “Пророк” красочно расписывал “блистательную работу наших доблестных авроров”, а Перси аккуратно вырезал колдографию, на которой мрачно ухмылялся небритый тип в заношеной мантии. Заперевшись в туалете, он долго смотрел на вырезку, вспоминая охватившее его тогда чувство абсолютной беспомощности, липкий противный комок в желудке и ощущение, что от него ничего, абсолютно ничего на зависит. Потом порвал перепачканный спермой портрет в мелкие клочки, спустил их в унитаз и принялся, со всей свойственной ему тщательностью, забывать о произошедшем. Забыть не вышло.

Он доучился, более чем успешно сдал все экзамены, поступил работать в Министерство, расстался с Пенелопой, сошелся с Одри, поссорился с семьей… И никто не знал, что Персиваль Уизли, староста, блестящий ученик и перспективный молодой сотрудник, хочет снова испытать ту смесь страха и возбуждения, что и тогда, в шестнадцать, в лавке с украшениями. Что у него встает при воспоминании об этом. Что он часто фантазирует, как все повторяется… Что он хочет быть снова ограбленным. Перси удавалось справляться с этим, недаром он всегда так любил правила и был высоко организованной личностью, в отличие от некоторых, но иногда, редко, раз в несколько месяцев, он не выдерживал. Надевал мантию с капюшоном, клал в карман кошелек и отправлялся в Лютный - чтобы найти того, кто снова даст ему это чувство.

Ему долго не везло - или везло, смотря с какой стороны на дело взглянуть, - никто не покушался на его честно заработанные кнаты. Сначала Перси старался держаться поближе к проходу в Косой, все-таки репутация здешней публики откровенно пугала, но со временем стал углубляться все дальше и дальше в темные закоулки. Ему несколько раз предлагали “купить настоящие зубы дракона” или “приятно провести время”, но того, чего он с замиранием сердца, боясь и надеясь, так ждал, все никак не происходило. До тех пор, пока…

Тихие шаги за спиной он услышал сразу. Их трудно было различить среди шороха осенних листьев, хлопанья ставень и невнятного гула, который всегда стоял в Лютном переулке. Но Перси услышал, недаром он вырос с близнецами и был старостой в Гриффиндоре, уж что-что, а улавливать тихие крадущиеся шаги он научился хорошо. И чувствовать за ними опасность. Он остановился, шаги за спиной остановились тоже. Неужели оно? Неужели сегодня? Помедлив, Перси пошел дальше, не спеша, словно поглощенный своими мыслями прохожий, а сердце трепыхалось и билось о ребра так громко, что казалось, тот, кто крадется сзади, обязательно услышит этот стук, почувствует его страх и возбуждение. Нет, скорее - возбуждение и страх, потому что возбуждения было явно больше. Он замедлил шаги, давая идущему сзади возможность догнать его. Шаги стали тише, но торопливее, Перси глубоко вздохнул - вот сейчас, сейчас случится, и улица почти пуста, только из соседней подворотни доносится какой-то шум…

Резкий рывок, толчок в спину, выбивающий из груди приглушенный всхлип... Перси оказался прижат к каменной холодной стене, капюшон слетел с головы, широкая ладонь зажала рот, рука заведена за спину, не до боли, но так, что понятно - стоит ему пошевелиться, и боль придет. Сразу. Колени превратились в тыквенный пудинг, и он, наверное, упал бы - если бы тот, сзади, не удержал его.

- А ну тихо, красавчик!

Это был не тот! Не тот! Этот был большой, почти на голову выше самого Перси, сильный и опасный, от него исходил острый, будоражащий, какой-то звериный запах пота, ячменного пива и перченого мяса. Запах, от которого перехватило дыхание, и Перси почувствовал, как его резко вставший член больно упирается в твердый камень. Он сам не знал, отчего возбуждается больше, от грубых прикосновений, от резкого запаха или от самой ситуации - он снова ничего не мог поделать, он снова был в полной власти незнакомца, способного забрать не только деньги, но и жизнь, он снова был унижен и беспомощен, он, привыкший быть во всем первым и до мелочей планировать свою жизнь.

- Я тебя давно приметил, красавчик… - запах хищного зверя стал острее. - Смотрю, идет такой… Молодой-резвый. Вроде не из наших, и мантия явно не дешевая, и пахнет от тебя… - незнакомец с шумом втянул воздух возле самой шеи Перси, тот вздрогнул, дернулся и коротко замычал от боли в заломленной руке. - Сладко от тебя пахнет, рыженький. Ты не бойся, я не трону. Фенрир молодых барашков предпочитает, они сочнее. Если по-хорошему договоримся. Договоримся, красавчик?

Перси молча кивнул. Все его чувства обострились до предела, никогда он не ощущал себя и все вокруг так полно, так ярко - холодная твердость стены, шум и крики из соседнего переулка, навалившееся на спину большое сильное тело, боль в руке и оцарапанной о стену щеке, хриплое дыхание незнакомца, возбуждение. Возбуждение, которое все усиливалось, от которого уже мутилось в глазах и трудно было дышать.

- Вот и молодец. Ты ведь не пустой сюда явился? Такие, как ты, в Лютный пустые не ходят. Деньгами пахнешь, я такое сразу чую. Деньги - у них свой запах есть. Где кошелек?

Широкая ладонь исчезла с лица, Перси хотел сказать, на самом деле хотел - в конце концов, он ради этого и пришел сюда, но не смог. Пересохшее горло отказалось выдавать что-то, кроме невнятного сипения, прилипший к нёбу язык не повиновался. Что этот сейчас с ним сделает? С него станется и шею свернуть!

- Молчишь? - Перси почти увидел, как обнажаются в усмешке острые клыки. - Так ты еще и смелый, красавчик? А ну-ка…

Умелые руки распахнули мантию и зашарили по телу: по груди, быстрыми уверенными движениями провели по бокам, похлопали по животу, потом сползли на задницу, проверяя задние карманы брюк. Перси казалось, что грабитель просто играет с ним, что он давно понял, где кошелек, и теперь просто развлекается, как книззл с мышью. И что у Перси стоит, тоже понял - учуял. А руки все обыскивали напряженное беспомощное тело, тяжелое дыхание шевелило волосы на затылке, и Перси не выдержал:

- В… в кармане… мантии. Правом.

- В кармане, говоришь?

Рука молниеносно скользнула в карман, и тут же приятная тяжесть кошелька исчезла. Но вместо того, чтобы отпустить Перси и раствориться в темноте, Фенрир - он же именно так назвал себя, да, когда говорил про барашков? - задрал на нем мантию и навалился сзади, почти расплющивая его по стене. В ягодицы упиралось что-то большое и твердое - очень большое, даже сквозь брюки, и очень твердое. Перси чуть не заорал, и заорал бы, если бы ему снова не зажали рот.

- Мягонький такой, - грабитель широко лизнул его шею, - дома-а-ашний. Стой спокойно, рыженький. Сказал же - не трону, Фенрир свое слово держит.

Фенрир крепко держал его одной рукой, второй рукой зажимая рот, и… Если бы на нем не было одежды, Перси сказал бы, что его трахают. Грубо имеют. Наверное, именно так это и называлось… Фенрир терся о его ягодицы, сильно толкался, тяжело дышал в ухо, временами прихватывая зубами шею. Хотелось опустить руки, которыми он упирался в стену, на пах, расстегнуть брюки и вытащить член, или просто потрогать себя сквозь штаны, потому что напряжение все нарастало, от того, что с ним делали, от унижения, от беспомощности, от резких движений за спиной. Хотелось большего. Хотелось, чтобы все кончилось и он мог вернуться домой, к нормальной правильной жизни, к Одри и министерским правилам. Хотелось, чтобы Фенрир снял с него штаны. Хотелось почувствовать член Фенрира… Нет, об этом Перси даже думать не хотел, но промелькнувшая в сознании картинка - его белые обнаженные ягодицы и исчезающий между ними огромный, толстый член - никак не уходила, не отпускала. Пока он не почувствовал, как, больно впившись зубами в шею, затрясся сзади Фенрир. Потом все пропало.

Когда Перси пришел в себя, оказалось, что он сидит на земле, привалившись к той самой стене. Что на затылке у него шишка, на шее наливается кровью синяк, что брюки, заляпанные и спереди, и сзади, можно смело выбрасывать, потому что очистить их не смогла бы даже мама всеми ее заклинаниями. Что помимо кошелька, пропала и его мантия - хорошо еще, палочка сохранилась. Опираясь на стену, он поднялся с земли и поплелся к выходу в Косой переулок. Сил на аппарацию не было, а “Ночной Рыцарь” по понятным причинам в Лютный не заезжал. Пройдя с десяток футов, Перси обернулся и долго смотрел на место, где только что произошло это. Интересно, если он вернется сюда… ну, скажем, через месяц… Фенрир еще будет тут? Потому что Перси очень отчетливо понял: он вернется.